Классический шик против спортивной одежды
Энн Перкинс — статная красивая женщина, работающая в политическом отделе The Guardian. За её плечами — большой опыт не только в журналистике, но и в поиске собственного стиля. Морвенна Феррье — молодая девушка, пишущая в издании о моде. Она предпочитает новые экстравагантные марки вроде Vetements и Гоши Рубчинского и крайне неуютно чувствует себя в нарядной элегантной одежде.
Что будет, если две такие разные, но оригинальные модницы на один день поменяются знаковыми вещами из своего гардероба? Далее приводим мысли и эмоции каждой из участниц эксперимента в переводе.
Энн Перкинс, политический обозреватель и ведущий автор The Guardian
«Я всегда считала, что настоящая мода — это красивая одежда для красивых людей, как на страницах Vogue. Но на самом деле современная мода располагается на территории где-то между искусством и политикой.
Энн предпочитает элегантную «взрослую» одежду
Это понимание наступило после прочтения интервью с двумя ведущими молодыми дизайнерами — Демной Гвасалия (Грузия) и Гошей Рубчинским (Россия). Их истории будто вышли из книги «Время сэконд-хенд» Светланы Алексиевич — в ней речь идёт о трансформации Советского Союза в потребительскую Россию. Идея того, что такие беспрецедентные перемены в мирное время должны быть отражены в моде дизайнеров, прошедших через это, сама по себе очаровательна. Я не готова потратить 850 долларов на их худи, но я понимаю, что такая стоимость — это свидетельство абсурдности того мира, который эти дизайнеры создают.
Одно время я считала, что одежда гораздо важнее еды. Я оптимистично верила в силу нового платья. При этом у меня не было денег, а там, где я жила, не было комиссионных магазинов, хотя были такие, где можно было при счастливом стечении обстоятельств приобрести наряды Chanel или Dior за половину их стоимости. Но я никогда не тяготела к лейблам, и мне никогда не хотелось сочетать эту одежду с повседневной.
В то же время у меня было совсем немного денег. Моя ранняя карьера потребителя завершилась угрозой судебного иска, ужасно неприятными переговорами с менеджером банка, а также длительной фобией кредитов.
Это служит оправданием тому, что я годами одевалась в самую непритязательную и незаметную одежду, которую только можно представить. Теперь я от этого отошла: тогда, в конце восьмидесятых, я работала репортёром в Палате общин, где редкие женщины-журналисты, как и не менее редкие женщины-депутаты, предпочитали оставаться незамеченными, чтобы не ловить на себе вожделенные взгляды мужчин в коридорах власти, которые мы воспринимали как квартал красных фонарей.
Рубчинского и Гвасалию нельзя назвать скромными или обходительными, считает Энн
В основном я покупала очень консервативные костюмы, чаще всего в таких магазинах, как Jaeger. Иногда я могла позволить себе что-то от Margaret Howell, и несколько её нарядов до сих пор висит в моём гардеробе. Учитывая мою паранойю насчёт денег, неудивительно, что мне хотелось, чтобы каждая приобретённая вещь служила мне вечно. Я узнаю ту себя в знаменитых брючных костюмах Ангелы Меркель.
Когда я вырывалась из этого стиля, это имело катастрофические последствия. Так же, как у тех, кто пытается бросить пить, не получается срываться втайне ото всех, я могла выбрать самые кошмарные сочетания цветов («Ты выглядишь как флаг новой независимой страны», – заметила однажды моя коллега) или настолько высокие каблуки, что была неспособна дойти в них от метро до дома.
Но потом я начала работать дома. Пару лет я не носила ничего, кроме свитеров и джинсов. Я была словно на детоксе. Когда я пришла работать в Guardian, где многие сотрудники очень творчески подходили к дресс-коду, это было своеобразным освобождением.
Я придерживалась вещей, которые действительно любила, и они стали фундаментом моего нового стиля. Он пролегает где-то между консервативным и классическим, но он гораздо более продуманный, и больше о том, как я хочу выглядеть, чем о том, как я, по моему мнению, должна выглядеть.
Я редко прохожу мимо Cos или Whistles. Их самобытные формы удачно сочетаются со всей моей одеждой. Это очень практично: сочетать мою любимую обувь — броги и кроссовки — с кашемиром, потому что он приятен телу и греет в продуваемом кондиционером офисе. Периодически я покупаю дорогую одежду — последним таким приобретением стало платье Erdem. Мне нравится, как ведёт себя плотная ткань, и я люблю гладкий силуэт.
Семья Эрдема Моралиоглу, как и Гоша Рубчинский или Демна Гвасалия, была частью диаспоры великого восточного блока, но сам дизайнер вырос в Канаде. Люди называют его скромным и вежливым. Эти слова явно не подходят под описание любимых дизайнеров Морвенны — Гоши и Демны, который работает в Vetements.
Энн заинтересовала история Vetements и Демны Гвасалия, но носить подобную одежду она не готова
Увидев панк-образ Vetements на вешалке, я подумала, что он великолепен. Но на мне всё оказалось иначе (за исключением ковбойских сапог Chiara Ferragni, которые я могла бы носить с любым нарядом из моего гардероба). Почитав о дизайнерах, я поняла, что подобная мода — не о том, кто носит эту одежду, а о том, кто её создаёт. Приобретая её, ты подаёшь своеобразный сигнал людям, которые говорят на том же культурном языке.
Очевидно, что, надев этот наряд во время рабочего визита в Институт фискальных исследований, я чувствовала себя так, будто эти плечи регбиста сами носят меня, а не я ношу их. Теперь я знаю, что это отсылка к мрачным временам перестроечной Грузии, и как минимум это представляет интерес. Но я не уверена, что готова выйти на улицу в одежде, которая испугает прохожих.
Однако наиболее комфортно я чувствовала себя тоже в Vetements: мне нравится силуэт, широкие плечи и заправленное в длинную просторную юбку худи из темно-бордового джерси. В этом аутфите я чувствовала себя величественно и элегантно, с этой юбкой, доходящей до пола (возможно, эта работа — компромисс между Демной и его братом Гурамом, который управляет коммерческой стороной их бизнеса).
С другой стороны, когда я вижу человека в худи, у меня возникает ощущение, что он стремится спрятаться ото всех, и капюшон в этом наряде оказал на меня тот же эффект — он приуменьшил мою личность и мои размеры.
Платье Balenciaga — это то, что я действительно могла бы носить. Но вместе со свитшотом Гоши Рубчинского, огромным свитшотом Vetements и овечьей курткой мне было так же удобно в этом наряде на рабочем месте, как если бы на меня с неба вдруг упало что-то невыносимо тяжёлое, мешающее моей способности к свободному передвижению. Я могла только шаркать ногами, как заключённый по пути к электрическому стулу.
Мне нравится одежда, которая не мешает свободе и независимости; эти же наряды произвели противоположный эффект, поглотив меня и лишив сил. Это не столько вещи, сколько комментарий о политике».
Морвенна Феррье, редактор моды сайта The Guardian
«Я всегда обращала внимание на стиль Энн. Может быть, она удивится, услышав это, но её уверенность и постоянство в стиле невозможно не заметить. Она стильная, потому что у неё есть свой образ — такой же знаковый, как, например, у Бейонсе, но очень настоящий. К тому же довольно сложно разграничить личность женщины от её собственной легенды.
Морвенне присущ спортивный стиль
Во время работы журналистом мой стиль был разным, но только не постоянным. Как и большинство интровертов, я всегда воспринимала вещи как некий суррогат. Или как опору. После длительного периода зелёных курток в военном стиле, грубых ботинок и пирсинга, когда я переехала в Италию после университета — это подходило для политики того времени и места, особенно на митингах против Берлускони — я стала одеваться в менее экстремальном стиле, но всё равно чувствовала себя неловко: в один день я надевала женственное платье, в другой — уличный спортивный костюм. Постоянными были только мои татуировки.
Это результат не только моих личных промахов: скорость, с которой менялась мода во время моей работы, была абсурдной, и я зеркалила каждый её сдвиг.
Я неоднократно меняла свой стиль, не тратя на это много денег (я старалась вкладывать в вещи, которые прослужат мне долго). Я выбривала половину головы и носила тельняшки. Отращивала чёлку и была слишком нарядной. Обесцвечивала волосы и носила комбинезоны. Я перепробовала всё, но ни один эксперимент не прошёл особенно удачно.
Иногда я переодеваюсь несколько раз в день — если мне скучно. Я совершенно беспечно отношусь к моде, что, возможно, предполагает больше внимания к ней, чем я ей уделяю.
По словам Морвенны, носить Marni было приятно, но довольно тяжело
Вокруг фэшн-индустрии много домыслов. Я знаю это, поскольку работала в моде пять лет, а раньше точно так же её осуждала. Я думала, что в этой сфере много приукрашиваний, или же, наоборот, энциклопедичности. И когда люди спрашивают, чем я занимаюсь, а затем немедленно просят краткого совета, я всегда отказываю, хотя чаще всего предпочитаю это скрывать. Мой опыт работы в модной индустрии научил меня обратному — чтобы хорошо одеваться, нужно оказать на себя давление. Ты можешь носить что хочешь, потому что люди будут воспринимать это как часть моды. Я часто надеваю в офис комбинезон, и никто не спрашивает, почему я это делаю. На меня могут косо посмотреть в коридоре, но если спросят, я просто отсылаю их к таким брендам, как Cottweiler или британскому дизайнеру Кейтлин Прайс, и иду дальше.
Моя должность спокойнее, защищённее и не так публична, как работа Энн в политической журналистике — она привыкла появляться на телевидении и сделала карьеру в традиционно мужских Палатах парламента. Конечно, существуют показы мод, и вы стараетесь дважды в год появляться в Нью-Йорке, Лондоне, Милане и Париже. Но многие блогеры и высокопоставленные редакторы, а также большинство журналистов по-прежнему одеваются в подобие униформы, которая принесла им в восьмидесятых прозвище «чёрные вороны». Эта униформа предполагает тёмные цвета, минимализм и функциональность. Показы — это не для тебя: к тому же если тебе весь день приходится где-то бегать, ты выберешь что-то практичное. Модные вечеринки удивительно толерантны к тем, кто избегает вечерних нарядов — как я. Хотя в последнее время мои вечерние образы включают в себя всё больше элементов фетиша (и мне говорят, что это немного напоминает Rodarte).
Вопреки расхожему мнению, модные журналисты не получают в подарок много вещей — тебя могут обвинить во взяточничестве — так что я могу только копировать одежду многих брендов, о которых пишу. Однако на показы коллекций повседневной одежды можно легко подослать своих «шпионов» и наблюдать за дизайнерскими работами дистанционно. Я постоянно изучаю ассортимент комиссионных магазинов и eBay. Сейчас я тяготею к трендам девяностых — например, нарочитая брендированность и большие логотипы, а также спортивная одежда и андрогинность. Мне нравятся костюмы Adidas Originals Firebird, кожа и кроп-топы.
«Взрослая одежда придала мне уверенности» – считает Морвенна
Также я люблю новых восточноевропейских дизайнеров — таких, как Гоша Рубчинский и Демна Гвасалия. Vetements — это мой тотем. Мне нравится их нестандартный подход к моде и замысел, который есть во всех вещах, которые они создают. Мне даже нравится использование серпа и молота на футболках Гоши — это означает, что их можно носить только вне стран бывшего Советского Союза. Мои друзья говорили, что это действительно так. Неудивительно, что у моих сверстников из бывшего восточного блока другой взгляд на этот символ.
Сложно представить более отдалённый от этой идеологии бренд, чем Marni. Миланский лейбл, основанный Консуэло Кастильони в девяностых, известен своими яркими цветами и эклектичными принтами. Его богемный стиль очень индивидуален и роскошен. У Marni репутация бренда, который создан для того, чтобы одни женщины производили впечатление на других.
Разумеется, одеться в Marni — это удовольствие. Иначе и быть не может. В Хокни, где я живу, никто раньше не видел их одежду. Я тоже — за исключением подиума, где эти вещи проносятся мимо меня каждый сезон — геометричные, разноцветные и недосягаемые. И, разумеется, я никогда до этого не посещала свой местный супермаркет в Marni. Сапоги до колен застревают в каждой выбоине. Мои огромные рукава прошлись по всем овощам на стендах.
Мой выход в этом наряде стал тяжёлым испытанием, сочетающим невозможность двигаться и возможность упасть — подобные чувства, как мне представляется, испытывала Энн во время работы в Палате общин. Но я его прочувствовала. «Взрослая» одежда придала мне уверенности.
Могла бы я это носить? Думаю, нет. Если вкратце, то я наслаждалась ощущением статусности, но я не могу представить, как можно носить одежду такого тяжёлого силуэта и утончённого стиля каждый день. Когда Энн выбирает себе образ, она ориентируется только на себя. Она знает, что способно подчеркнуть её образ жизни и стиль, и это действительно работает. Моя же одежда отражает мою двойственность. Я не знаю, что надену завтра, но, поэкспериментировав, могу сказать, что, скорее всего, выберу спортивный костюм».
Этот эксперимент показал, как важно не бояться что-то менять и пробовать примерить на себя образы не только других стилей, но и другого статуса и «возраста». Одежда — это способ самовыражения, и, кто знает — может быть, вы найдёте себя в совершенно неожиданных для вас нарядах.
